Белее снега, слаще сахара... (СИ). Страница 1

Ната Лакомка

Белее снега, слаще сахара...

Пролог

Для нашего городка эта история началась в первый день зимы, когда установился санный путь, и все в Арнеме ожидали приезда короля. В том, что король решил выбрать невесту и жениться именно у нас, не было ничего удивительного. Вот уже лет пятьдесят Арнем называли Городом Свадеб, и со всего королевства сюда съезжались невесты и женихи, свято веря, что брак, заключенный здесь, особенно в первую неделю нового года, будет счастливым и долгим.

Наверняка, король Иоганнес тоже верил в это, а вслед за ним поверили и сотни девиц со всего королевства. В последнюю неделю осени в наш городок заявились невесты из Буммербрю, невесты из Фрисполе, невесты из Маркена и из Текселя, из Итерзена и Веделя. По улицам прогуливались красивые нарядные девицы – в лисьих шубах, и в шубках из меха крота, в широких плащах, подбитых мехом, и в стеганых куртках с роговыми пуговицами.

Сейчас всё это великолепие красовалось вдоль дороги, сверкая, к тому же, золотыми и серебряными серьгами.

Невесты держали в руках белых голубей и были румяными от мороза и волнения.

- Что-то его величество запаздывает, - сказал Филипп, подпрыгивая, чтобы согреться. – Уже четверть часа ждем.

- Не жалуйся, Флипс, - ответила я со смешком. – Мы, хотя бы, тепло одеты, а подумай о красавицах, которые даже шапок не надели, чтобы не испортить прическу.

- Только бы уши не отморозили, - посочувствовал Филипп. - Иначе король в их сторону и не взглянет. Зачем ему безухая жена?

- И в Арнеме родится новая поговорка, - подхватила я: - Не видать тебе короля, как своих ушей.

Мы прыснули в кулаки, и господин Штосс, стоявший рядом, неодобрительно на нас покосился.

- Мейери, - тихо позвал меня Филипп.

Я притворилась, что не услышала, глядя на дорогу, и даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть, хотя в этом не было необходимости – мы стояли в первом ряду (правда не в ряду невест), и дорога открывалась, как на ладони.

- Когда король женится, не хочешь ли сыграть еще одну свадьбу? - зашептал Филипп, пытаясь взять меня за руку.

Но я тут же засунула руки в рукава своего полушубка и отшутилась:

- У меня этих свадеб – по семь на неделе! Надоели уже.

- Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - пробормотал он досадливо.

Я не сдержалась и дернула плечом. Флипс, конечно, неплохой парень. Но замуж? Сейчас? Когда всё только-только стало налаживаться, и господин Лампрехт то и дело намекал, что я вполне могла бы стать совладелицей кондитерской лавки «Пряничный домик» на паях?

Нет, Флипс, благодарю.

А может, все дело было в том, что я его не любила.

Возможно, когда-нибудь я задумаюсь, что любовь – это что-то вроде ожидания нового года, когда горишь, ждешь, надеешься и мечтаешь. А потом - раз! – праздник прошел, и ты перемалываешь в крошку кусочки от засохшего ванильного кекса, выметаешь из углов конфетти, и не испытываешь ничего, кроме усталости и легкого разочарования, что все закончилось, так толком и не начавшись.

А ведь пройдет год, два – и я могу пожалеть, что отказалась сыграть с Флипсом свадьбу этой зимой, и я обязательно…

- Едет! Едет! – по дороге от ворот промчался черный конь, на котором сидел сын бургомистра.

Горожане сразу зашумели, невесты встрепенулись, и музыканты скинули рукавицы, продувая флейты.

- Смотри-ка, - толкнул меня локтем в бок Флипс, - мастер Римус тащит лоток. Спорим, он что-то приготовил и попытается всучить королю какой-нибудь рулет или заварные крендельки.

- Спорим, что вот эти гренадеры в вуалях ему и шагу к королю ступить не позволят, - засмеялась я, кивая в сторону невест,  подобравшихся, как терьеры, учуявшие кабана.

Но умышленно или нет, а Филипп растревожил меня. Мастер Римус был главой семейной кондитерской «Шоколадный лев» и частенько говорил, что для полного счастья ему не хватает только, чтобы «Пряничный домик» Лампрехта разорился. Неужели он намерен прорваться к королю?..

Я завертела головой, отыскивая хозяина, но вместо него увидела, госпожу Любелин, жену городского судьи. Она надела бобровую шапку такой высоты, что могла бы закрыть собой мельницу.

- Король наденет избраннице кольцо своей прапрабабки - Прекрасной Ленеке, - важно говорила госпожа Любелин всем, кто готов был ее слушать. – Ленеке была такая красивая, что прапрадед короля украл ее у законного супруга. Из-за этого чуть не случилась война!.. Хорошо, что всё удалось уладить дипломатическим путем.

- Дипломатическим? – фыркнула госпожа Блумсвиль, жадно глядя на дорогу. – Он заплатил за свою Ленеке ее вес золотом, жемчугом и драгоценными камнями!

- И мог себе это позволить, - не осталась в долгу госпожа Любелин, разобидевшись так, словно Прекрасная Ленеке приходилась родней и ей.

– Вот на что уходят наши налоги, - проворчала госпожа Блумсвиль.

- Говорят, что драгоценности подарила королю фея, и она же преподнесла его жене волшебное кольцо, пообещав, что пока владелица кольца его носит, будет для мужа самой красивой, самой желанной и любимой. И его величество Генрих до конца своих дней ни на кого не смотрел, кроме своей драгоценной Ленеке.

- Думаю, дело тут было не в подарке феи, а в красоте самой Ленеке, - фыркнула госпожа Блумсвиль. – Она могла сводить мужчин с ума одним только взглядом и без колдовских штучек.

- Но кольцо-то существует, - резонно заметил господин Штосс. – В день рождения королевы Ленеке его всегда выставляют в кунсткамере, чтобы каждый мог посмотреть на эту диковинку. Я тоже его видел. Чудесная старинная работа из белого золота с огромной жемчужиной в обрамлении бриллиантов.

- Какая-то счастливица скоро примерит его на пальчик, - завистливо сказала госпожа Любелин. – А моя глупышка только летом выскочила замуж за сына мельника. Поторопилась…

- А моя Эрмелин попытает счастья, - произнесла госпожа Блумсвиль, не скрывая торжества. – Она в первом ряду. В красном платье. Король точно ее заметит – платье так и бросается в глаза.

- Думаете, он посмотрит на платье, не заметив ее личика? – сладко спросила госпожа Любелин. – Помилуйте, дорогая Амалия, ваша дочь напоминает подмороженное яблоко.

- А ваша, - не менее сладко ответила госпожа Блумсвиль, - мешок с мукой. Моя-то Эрмелин пусть лицом не вышла, зато стройная, как лань.

- Я бы сказала – худая, как палка, - огрызнулась госпожа Любелин.

Ссора надвигалась, как ураган, и я протолкнулась на несколько шагов вправо, чтобы не оказаться в самом эпицентре.

Но урагана не случилось, потому что в этот самый момент в город въехали красные сани, застланные медвежьими шкурами, запряженные шестеркой белоснежных лошадей.

Король сидел в красных санях, глядя перед собой, и даже не соизволил помахать рукой или улыбнуться.

- Похоже, он не рад, что женится! – хихикнула госпожа Любелин. – Говорят, у него отвратительный характер!

- Будет отвратительным, когда собственные родственники пытались убить тебя раз двадцать, - заметил господин Штосс.

- А вам все бы сплетничать! – возмутилась госпожа Блумсвиль, срывая шаль и размахивая ею, как флагом.

Зазвонили колокола, горожане восторженно завопили, а невесты выпустили из озябших рук голубей. Музыканты старались вовсю, но флейты тонули в шуме людских голосов и колокольного звона.

Перепуганные птицы взмыли в небо белоснежным облаком, но одна метнулась из белой стаи и села на облучок королевских саней. Странно, но это был не голубь, а какая-то другая птица – мелкая, как воробей, но со светлым опереньем и длинным раздвоенным на конце хвостом.

Король, укутанный в горностаевую шубу, вдруг подался вперед и протянул руку, словно желая схватить птицу. Но белая птаха взлетела, едва не задев крыльями его носа, поднялась над толпой, сделала круг и… уселась мне на плечо, блестя черными глазами-бусинками.

Это походило на чудо, и я точно так же, как король, протянула руку к бесстрашной птице.